
Перевяжи эти дни тесемкой, вскрой, когда сделаешься стара: Калашник
кормит блинами с семгой и пьет с тобой до шести утра; играет в мачо,
горланит блюзы – Москва пустынна, луна полна (я всех их, собственно, и
люблю за то, что все как один шпана: пусть образованна первоклассно и
кашемировое пальто, - но приджазованна, громогласна и надирается как
никто).
Кумир вернулся в свой Копенгаген, ехиден, стрижен и
большеглаз; а ты тут слушаешь Нину Хаген и Диаманду еще Галас, читаешь
Бродского, Йейтса, Йитса, днем эта книга, на вечер – та, и все надеешься
просветлиться, да не выходит же ни черта – все смотришь в лица, в кого б
залиться, сорваться, голову очертя.
Влюбиться – выдохнуть как-то
злобу, что прет ноздрями, как у быка: одну отчаянную зазнобу – сто
шуток, двадцать три кабака, - с крючка сорвали на днях; похоже, что
крепко держат уже в горсти; а тот, кого ты забыть не можешь, ни «мсти»,
ни «выпусти», ни «прости» - живет, улыбчив, холен, рекламен и любит ту,
что погорячей; благополучно забыв про пламень островитянских твоих очей.
Ты,
в общем, целую пятилетку романов втиснула в этот год: так молодую
легкоатлетку швыряет наземь в секунде от рекорда; встанешь, дадут
таблетку, с ладоней смоешь холодный пот; теперь вот меряй шагами клетку
своих раздумий, как крупный скот, мечись и громко реви в жилетку тому,
кто верил в иной исход.
Да впрочем, что тебе: лет-то двадцать, в
груди пожар, в голове фокстрот; Бог рад отечески издеваться, раз уж ты
ждешь от Него острот; Он дал и страсти тебе, и мозга, и, в целом, зрелищ
огреб сполна; пока, однако, ты только моська, что заливается на Слона;
когда ты станешь не просто куклой, такой, подкованной прыткой вшой –
тебя Он стащит с ладони смуглой и пообщается, как с большой.
Пока
же прыгай, как первогодок, вся в черноземе и синяках: беги ловушек,
сетей, разводок; все научились, ты всё никак; взрослей, читай золотые
книжки, запоминай все, вяжи тесьмой; отрада – в каждом втором мальчишке,
спасенье – только в тебе самой; не верь сомнениям беспричинным; брось
проповедовать овощам; и не привязывайся к мужчинам, деньгам, иллюзиям и
вещам.
Ты перестанешь жить спешно, тряско, поймешь, насколько
была глуха; с тебя облезет вся эта краска, обложка, пестрая шелуха; ты
сможешь сирых согреть и слабых; и, вместо модненькой чепухи -
Когда-нибудь в подворотне лабух споет романс на твои стихи.
Вера Полозкова (с).