Все еще впереди..

А и все тебе пьется-воется, но не плачется, хоть убей. Твои мальчики – божье воинство, а ты выскочка и плебей; там за каждым такая очередь, что стоять тебе до седин, покучнее, сукины дочери, вас полгорода, я один; каждый светлый, красивый, ласковый, каждый носит внутри ледник – неудачники вроде нас с тобой любят пыточки вроде них.

Бог умеет лелеять, пестовать, но с тобой свирепеет весь: на тебе ведь живого места нет, ну откуда такая спесь? Стисни зубы и будь же паинькой, покивай Ему, подыграй, ты же съедена тьмой и паникой, сдайся, сдайся, и будет рай. Сядь на площади в центре города, что ж ты ходишь-то напролом, ты же выпотрошена, вспорота, только нитки и поролон; ну потешь Его, ну пожалуйста, кверху брюхом к Нему всплыви, все равно не дождешься жалости, облегчения и любви.

Ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо.

Как в тюрьме: отпускают в лёгкую, если видят, что ты мертва. Но глаза у тебя с издевкою, и поэтому черта с два. В целом, ты уже точно смертница, с решетом-то таким в груди.

Но внутри еще что-то сердится. Значит, все еще впереди. 


Вера Полозкова (с).

Я спокоен и прям и знаю, что впереди..

Знаешь, если искать врага – обретаешь его в любом.
Вот, пожалуй, спроси меня – мне никто не страшен:
  Я спокоен и прям и знаю, что впереди.
  Я хожу без страховки с факелом надо лбом
По стальной струне, натянутой между башен,
Когда снизу кричат только: “упади”.

Разве они знают, чего мне стоило ремесло.
Разве они видели, сколько раз я орал и плакал.
Разве ступят на ветер, нащупав его изгиб.
Они думают, я дурак, которому повезло.

Если я отвечу им, я не удержу над бровями факел.
Если я отвечу им, я погиб.

Вера Полозкова (с).